Шотландец в Америке - Страница 29

— Я поступил непростительно. Извини.

И, к вящему удивлению Габриэль, встал и ушел от костра в темноту.

Потрясенная девушка подтянула колени, обхватила их руками и стала смотреть на огонь. Все тело у нее еще пылало, охваченное непонятным желанием. Внезапно она почувствовала себя еще более одинокой и несчастной, чем всегда.

Дрю долго не появлялся. Ей показалось, что бесконечно долго.

Им нужен еще хворост, твердил себе Дрю. Ночи прохладные, и на двоих у них только два одеяла, а ее одеяло такое мокрое, хоть отжимай. Найдя сухую ветку, он повертел ее в руках, а затем отшвырнул. Габриэль может взять оба одеяла. Ему не повредит немного померзнуть. Надо умерить внутренний жар.

Дрю мысленно застонал. Он презирал условности, но, несмотря на посещение низкопробных пивнушек, рискованную карточную игру, беспорядочные интрижки с актрисами, он никогда не пользовался слабостью женщины, никогда ни к чему ее не принуждал. Он не находил ничего приятного в том, чтобы уложить в постель женщину, которая не разделяет его любовного пыла. И еще никогда не ложился в постель с невинной девушкой. Дрю предоставлял этот порок отцу, который, ненавидя сына за незаконнорожденность, сам наплодил бастардов чуть не в половине всего Кинлоха. Покойный граф Кинлох плевал на то, хотела его женщина или нет, но очень старался утаить правду от своих благородных друзей, не жалея денег, чтобы заткнуть рты. Денег, которые должен был оставить в наследство сыну.

И привычная ненависть к давно умершему человеку снова вспыхнула в его сердце. Отец оставил ему в наследство только ложь, лицемерие и обман. В юности Дрю все лелеял эту свою ненависть, потом старался победить ее — и все же время от времени она снова и снова напоминала о себе.

То была одна из причин, почему он уехал из Шотландии. Он стремился бежать от ненависти… и не хотел больше никого ненавидеть.

Дрю Камерону исполнилось тридцать три. Большую часть своей жизни он играл, блудил и пьянствовал… и все это время жил с пустотой в сердце. Только познакомившись с Беном Мастерсом и своей сводной сестрой Элизабет, он понял, почему так страдает от сердечной пустоты. Он никогда до тех пор не знал, что такое любовь, и отказывался даже верить, что она существует на свете. Теперь же он понял, что истинная любовь не только существует, но может стать источником счастья, если найдется та самая, единственная, с которой захочется разделить жизнь.

Став свидетелем любви Бена и Элизабет, Дрю и сам как бы ощутил ее привкус — и у него возникла потребность отведать такого же чувства в полной мере. Но, возможно, для него это уже поздно, даже если поверить, что кто-то сможет его вот так же сильно полюбить?

Дрю последовал за Беном и Элизабет в Америку, в страну неизведанных, ждущих освоения земель, где будущее важнее прошлого. И он очень надеялся избавиться здесь от своих демонов, разъедающих ему душу.

Когда Дрю вернулся к костру, Габриэль уже спала, завернувшись в его одеяло. Костер едва тлел. Он сел и смотрел на огонь, пока не погасли последние искры и кострище не посерело от пепла.

7.

Дрю проснулся от чьих-то рыданий. Эти звуки надрывали сердце. Он с трудом стряхнул остатки сна и огляделся.

Небо было еще темным, хотя на востоке немного посветлело, а звезды стали бледнее.

Повернув голову, Дрю увидел беспокойно метавшуюся во сне Габриэль. Казалось, она отбивается от нападения. Между обрывками плача он услышал невнятный лепех:

— Нет, папа… нет… не правда… — и затем протяжное, страдальческое: «не-е-е-е-т!» Сердце Дрю зашлось от жалости, от муки, которая слышалась в ее словах, и он быстро повернулся к ней. Одеяло сбилось, рубашка Габриэль скомкалась вокруг талии, почти обнажив тело. И прежде, чем Дрю снова укрыл ее, он успел заметить, как соблазнительно округлы ее бедра. Он легонько потряс девушку за плечи.

— Габриэль, — тихонько позвал он, — проснись!

Она вздрогнула и широко открыла глаза, испуганно глядя на Дрю и явно не узнавая его.

— Габриэль, — повторил он.

Взгляд девушки стал осмысленней и спокойней. Щеки ее блестели от недавних слез, глаза были еще влажными.

— Все в порядке, — сказал он смущенно. Дрю не привык играть роль утешителя. — Ты в безопасности.

Габриэль быстро заморгала, тихонько застонав. Потом с усилием села, оглядела себя, словно лишь сейчас осознав, как мало на ней одежды. Верхние пуговицы рубахи расстегнулись, и в редеющей темноте заманчиво белела нежная кожа.

С трудом двигая онемевшими пальцами, она застегнулась и только потом взглянула на Дрю.

— Наверное, мне снился кошмар.

— Ага, — подтвердил Дрю. — Наверное. И ты звала отца.

Он не видел выражения ее лица, но вопрос прозвучал настороженно:

— А я что-нибудь говорила?

Шотландец пожал плечами:

— «Не правда» — и больше ничего.

Габриэль помолчала.

— Жаль, что я тебя разбудила.

Дрю очень хотел бы не смотреть, как легко подымается и опадает ее грудь, а также изгнать из мыслей вид ее обнаженных бедер. И он отвернулся, словно опасаясь, что Габриэль может прочитать его мысли.

— Все в порядке, — пробормотал Дрю.

И тут услышал, как замерло ее дыхание. Сердце его застучало сильнее, взгляд опять, словно зачарованный, устремился к ее груди. Словно школьник, он потерял над собой всякую власть. Он взял девушку за руку, которая тут же утонула в его широкой ладони.

— Габриэль? — прошептал он.

И она сразу оказалась в его объятиях — Дрю не мог даже вспомнить, кто из них сделал первое движение.

Будь все проклято, он желает ее! И, будь все трижды проклято, если он даст волю своим желаниям! Увы, плоть отказывалась подчиняться велениям рассудка, а Габриэль прижималась к нему все крепче. Дрю твердил себе, что девушка льнет к нему от испуга, а вовсе не от страсти… но она такая нежная, горячая…