Шотландец в Америке - Страница 38

Лицо его помрачнело.

— Голод, знаешь ли, толкает на безрассудства.

Да, Дрю знал, что такое голод. Правда, не тот, что имел в виду Керби. Он изголодался по дружбе и любви, а эта разновидность голода тоже толкает на безрассудные поступки.

Проследив за взглядом Керби, он тоже посмотрел на Габриэль. Интересно, чего не хватает ей? Какой «голод» заставил Габриэль решиться на такой безрассудный поступок — отправиться на перегон стада?

Вздохнув, шотландец обернулся к Керби:

— Но ведь сейчас ты добился успеха, верно?

Взгляд у Керби стал непроницаемым, почти отсутствующим.

— Чего только не сделаешь, чтобы остаться на плаву.

Повернувшись на каблуках, он снова бросил через плечо Дрю:

— Так ты приглядывай за пареньком, ладно?

И зашагал прочь.* * * Габриэль заснула далеко за полночь. Болели ушибы — теленок отчаянно бодался во время переправы. Теперь она поняла, что означают слова Кингсли, будто через день возни с теленком она сама захочет пристрелить его. И все же каждый раз, когда Габриэль глядела в эти огромные карие глаза, она все решительнее желала спасти беднягу.

Объект ее забот, теленок Сэмми — сокращенно от Самсон, — сейчас с довольным видом лежал возле матери, за хозяйственным фургоном.

Впрочем, Габриэль не могла заснуть вовсе не из-за Сэмми. Она видела шотландца и Керби, сидящих у костра, — они о чем-то разговаривали.

Дэмиен Кингсли тоже за ними наблюдал. Габриэль уже поняла, что Дэмиен чувствует себя уязвленным. Ему казалось, что Дрю Камерон вытеснил его из сердца дяди. Глядя на Дэмиена, Габриэль читала на его лице с трудом подавляемые гнев, зависть и даже боль. Только слепой дурак не поймет, что эти сильные чувства очень опасны — и особенно могут навредить в условиях перегона. А сама Габриэль не была ни слепой, ни дурой.

Поэтому она надеялась, что Кингсли и шотландец тоже знают об этой опасности. И еще Габриэль надеялась, что Дэмиен не даст волю дурным чувствам и не совершит чего-нибудь ужасного. И, вздрогнув, приказала себе не сметь даже думать о том, чем это может обернуться для Камерона.

Расстроенная этими мыслями, Габриэль перевернулась на другой бок, чтобы не видеть костра и сидящих около него мужчин. Стараясь заснуть, она вдруг подумала: а не смотрит ли она сама на Кингсли так же, как Дэмиен на Дрю Камерона, — с неприкрытой злобой?

Странно, однако со вчерашнего дня, после того как Кингсли позволил ей оставить теленка, отношение Габриэль к хозяину перегона несколько изменилось. Не то чтобы он показался ей добрым — однако же он был в праве потребовать, чтобы Гэйб отдала теленка. Она даже признавала, что так было бы разумней всего, хотя первая осудила бы Кингсли, отдай он такой приказ. Все же Кингсли пощадил малыша… и Габриэль смутило, как легко уживаются в человеке, которого она считала безжалостным убийцей, жестокость и сострадание.

Сейчас, однако, она слишком устала, чтобы обдумать все случившееся более обстоятельно. Завтра, подумала Габриэль, заворачиваясь в одеяло, она оседлает Билли и во время езды хорошенько во всем разберется. Джед сказал, что ей можно будет прогуляться, — завтра день отдыха, и до середины дня ее услуги не потребуются. А ей только этого и надо — оказаться подальше от всех хотя бы ненадолго.

Завтра она позволит Билли умчать ее подальше от постылых бобов, Джеда и Керби Кингсли, от коров и лязга сковородок… И далеко-далеко от Дрю Камерона.

* * *

Керби заехал далеко в глубь индейской территории. Он вел в поводу вторую лошадь, чтобы пересесть на нее, когда первая устанет. Он решил разведать места будущих трех, даже, может быть, четырех стоянок. Ему хотелось как можно быстрее миновать индейскую территорию — Керби знал, что племена сиу и команчей вместе с перебежчиками-изменниками из других племен все еще рыщут в этих местах — и не забавы ради.

По дороге Кингсли обдумывал неотложные решения. Относительно Дэмиена и Терри. И относительно своего собственного будущего. Засада, устроенная несколько месяцев назад, напомнила Керби о том, что и он смертен — а также грешен. Керби ничего не мог поделать ни с тем, ни с другим, но не хотел, чтобы по его вине оказались загублены жизни его брата и племянников.

Небо осветилось золотым блеском, красноватый диск солнца показался над горизонтом. Клочковатые облака медленно плыли над головой. Вокруг на десятки миль простиралась прерия, и она казалась такой мирной и гостеприимной… Керби, однако, знал, что это впечатление обманчиво. Он уже не раз ездил этим путем. Разбросанные тут и там островки невысоких скал и глубокие лощины были прекрасным местом для засады, а мысль о засадах не давала ему покоя все последние дни. Керби отъехал от лагеря недалеко, всего на несколько часов езды, когда по спине у него побежали мурашки. Сначала он подумал, что это нервное, но когда прогремел выстрел, разорвав утреннюю тишину, — обозвал себя глупцом.

Раненая лошадь заржала от боли и взвилась на дыбы. Керби удержался в седле, быстро оглянулся и схватил ружье. Он успел увидеть вспышку и отблеск солнца на металле — и миг спустя его спину пронзила страшная, жгучая боль.

9.

Ехать во главе стада оказалось чертовски приятней, чем плестись в хвосте. И теперь Дрю чувствовал себя превосходно. Как выяснилось, он почти отвык дышать свежим воздухом. Его пегому это тоже явно пришлось по душе — он ускорил шаг, поднял голову и изрядно взбодрился.

Дэмиена Кингсли, однако, и свежий воздух не радовал. Он ехал, как обычно, посередине, его брат Терри был правым ведущим. Дрю — левым. Сказать, что Дэмиену не нравилась такая перестановка, значило бы недооценить его чувства. Он, впрочем, не пытался оспорить приказ дяди, и Дрю втайне вздохнул с облегчением. Когда утром стадо покинуло стоянку у Красной реки, Керби отсутствовал уже полтора дня, однако никто особенно этому не удивлялся: хозяин сказал, что его не будет несколько дней. Теперь, когда Техас остался позади, опасностей перегона лишь прибавилось, и всякий хорошо понимал, как важно двигаться стремительно и заранее присмотреть места для стоянок.