— А я думала, что тебя ничто потрясти не может.
— Тебе это удалось, — ответил он. — Человек, который рискует погибнуть под копытами обезумевших коров, утонуть или попасть в лапы индейцев — и все это ради мести…
— Нет, не ради мести! — перебила она его.
— Для чего же тогда?
— Во имя справедливости.
Дрю насмешливо улыбнулся.
— Ну, это просто другое название мести.
— Дрю, я должна узнать, что случилось. Ты можешь это понять?
— Конечно, могу, — сказал он, и взгляд его смягчился. — Я даже могу понять, что тебе хотелось убить человека, которого ты считала убийцей своего отца. Но я не понимаю, чего ты хотела достичь, прошмыгнув в лагерь, вынюхивая, кто есть кто, — ведь ты рискуешь жизнью.
Задетая за живое, Габриэль возразила:
— Я не прошмыгнула и ничего не вынюхивала.
— А как называется твое поведение?
— Я хотела установить правду с твоей помощь или без тебя.
— Без меня!
— Но ведь он убил моего отца! Он пытался убить меня!
Дрю покачал головой:
— Я не представляю, что Керби Кингсли вообще способен кого-либо убить. Думаю, гораздо вероятнее другое: тот, кто дважды устроил на него засаду, и есть тот самый человек, кто убил твоего отца.
Габриэль стиснула зубы. Да, в словах Дрю есть резон. Да, это похоже на правду. Но ведь отец сказал, что это был Кингсли. Она точно помнит его предсмертные слова. И она слишком долго держалась этого убеждения, чтобы вот так, сразу от него отказаться.
— Керби твой друг, — с упреком сказала Габриэль, — вот поэтому ты и мысли не допускаешь, что он может быть убийцей.
— Это верно, — согласился Дрю.
— А что, если ты ошибаешься?
Он помолчал.
— Если он не виноват, — продолжала она, — я не сделаю ему ничего плохого тем, что буду за ним следить.
— Но если он виноват, тебя могут убить, — Ты, значит, допускаешь возможность его вины?
— Нет, — сказал он тихо, — не допускаю. Просто хочу, чтобы ты взвесила рискованность и последствия своих действий.
— Неужели?
На лице его промелькнула грусть.
— Да. Именно поэтому я не вскакиваю и не бегу прямиком к Керби. Но я сам, кстати, никогда не был образцом добродетели.
Габриэль снова вложила руку в его широкую ладонь.
— Я знаю, что я делаю, и не дам себя убить.
Немного помедлив и закусив губу, она продолжала:
— И я, наверное, должна признаться, что уроков стрельбы мне не требуется. Несколько лет назад отец научил меня стрелять, так что я сумею себя защитить. Я ненавижу оружие — особенно после того, как на моих глазах убили отца, — но я знаю, как пускать его в ход. И я не ребенок.
Дрю хотел было рассердиться за эту новую ложь — но вздохнул и сдался. И впервые за время разговора в его взгляде Габриэль увидела искорки смеха.
— Да, ты не ребенок, в этом я с тобой полностью согласен. Сколько же тебе лет?
— Двадцать три.
Шотландец снял с нее шляпу. Девушка радостно тряхнула волосами, освобожденными от тягостной обузы, — и поймала его пристальный взгляд. Пристальный, но совсем другой, чем раньше. Он видел не безмозглую красотку, нет. В его взгляде сквозило почтительное восхищение.
— Все это чертовски запутано, — наконец сказал Дрю, но его глаза говорили совсем другое.
— Ты расскажешь ему?
— Знаешь ли ты, Габриэль, о чем меня просишь? Керби мой друг, а у меня не так много друзей в этом мире, чтобы я мог швыряться ими. Ты просишь меня предать его.
— Нет, если он не виноват… но если он убийца, ты все равно хочешь быть его другом?
Дрю глубоко вздохнул, и выражение его лица резко изменилось — в нем уже не осталось ни восхищения, ни веселого любопытства, лишь угрюмая, холодная отчужденность. Осторожно подбирая слова, он сказал:
— И все это время ты вот так думала обо мне? Что я могу быть другом убийцы?
Габриэль уставилась на Дрю, поняв, что угодила в собственную ловушку. Но она не собиралась больше лгать, и ему тоже.
— Я думала… что это возможно. Я думала так потому, что вы такие близкие друзья. Он… он говорит с тобой чаще, чем с другими.
Дрю сощурился.
— Ну, продолжай. А еще о чем ты подумала, Габриэль?
Она отвела взгляд, посмотрела на Верного, все еще неподвижно лежавшего рядом, потом на берег реки.
— Ты думала, что я сговорился с Керби, чтобы убить твоего отца? — спросил он резко.
— Да, сначала я думала, что это возможно. Но не очень долго.
— Не очень долго, — повторил Дрю так же мрачно, как она. — Ну а как долго? И пока ты в ударе говорить правду, скажи… как бы это выразиться поделикатнее… Твое желание быть со мной вытекало из истинного чувства или это была наживка, чтобы поймать меня, привлечь на свою сторону?
Вскочив, шотландец смотрел на нее ледяным взглядом.
— Что тебе еще требовалось от меня, Габриэль, — после того, как ты уверилась, что я тебя не выдам?
— Но это все совсем не так, — пробормотала Габриэль, испуганная его холодной яростью. Вместо того чтобы рассеять сомнения Дрю, она только усугубила их.
— Все было не так! — взмолилась она. — Дрю, подожди! Пожалуйста! Дрю!
Но он уже повернулся к ней спиной, и девушка в отчаянии смотрела, как он уходит от нее прочь.
— Дрю, постой! Пожалуйста, Дрю!
Шотландец слышал отчаянный крик, но терпеть ее дальнейшие объяснения и очередную ложь — нет, это выше его сил!
Он ускорил шаг, чтобы больше не слышать ее грудной низкий голос, который едва не завладел его сердцем навсегда.
Эндрю Камерон, граф Кинлох! Такой благородный титул — и принадлежит такому легковерному глупцу! Некогда Дрю столкнулся с величайшей ложью, исковеркавшей всю его жизнь, и полагал, что ничто на свете не сможет его так же уязвить. «Ничего не жди от жизни, тогда и страдать не будешь», — повторял он себе.