Шотландец в Америке - Страница 43

Схватив влажную тряпку, она отжала воду и снова отерла горячий лоб Кингсли, успев при этом бросить быстрый взгляд на шотландца. Дрю смотрел на нее так, словно ожидая, что она сейчас воткнет нож в сердце его друга. И девушка сделала вид, что целиком поглощена раненым.

Кингсли шевельнулся и что-то пробормотал. Нагнувшись, девушка почти прижалась ухом к его губам. Слова были бессвязны, но кое-что она расслышала очень ясно.

— Жаль… как жаль… — и затем:

— Убийца…

10.

Ближе к утру бормотанье Керби Кингсли становилось более связным, и Дрю убедил Габриэль немного поспать. Увы, как ни старался он поподробнее расспросить раненого, Керби ничего не мог сказать о тех, кто на него напал. Он видел только отблеск солнца на дуле ружья.

Даже боль не могла затушевать угрюмого блеска в глазах Керби, когда он сделал те же выводы, к которым еще раньше пришел Дрю: засада трехмесячной давности вовсе не была случайностью, простым совпадением, как хотелось бы думать Керби.

Тогда он наотрез отказался обратиться к слугам закона, заявив, что до Сан-Антонио путь неблизкий и нападавший к тому времени давным-давно скроется. Дрю тогда согласился с ним, но теперь невольно гадал: не было ли у Керби иной причины не обращаться к правосудию?

Сидя рядом с раненым, Дрю изнывал от ярости. Керби очень ослабел от потери крови. Он крепко стискивал зубы, лицо исказилось от боли, кожа стала землисто-серой. А ведь только два дня назад он был сильным, здоровым мужчиной в расцвете лет!

— Кто? — спросил Дрю. — Кто мог зайти так далеко, чтобы желать твоей смерти?

Керби обреченно взглянул на друга:

— Понятия не имею.

— Приходя в сознание, ты кое-что пробормотал.

Тревога выразилась на лице Керби, и сердце Дрю сжалось.

— Что именно?

— А ты не помнишь?

Керби покачал головой — и тотчас поморщился от боли.

Дрю нахмурился.

— Ты что-то говорил об убийце. И еще — «жаль».

Керби закрыл глаза и устало вздохнул.

— Ты что-то знаешь, — настаивал шотландец. — Скажи мне, что ты имел в виду?

Кингсли колебался, воровато глянул по сторонам.

— Никто не слышит, — уверил его Дрю, — здесь только рабочие. Они крепко спят, да и храпят вовсю.

Немного успокоившись, Керби опять вздохнул.

— Это я о том, что случилось двадцать пять лет назад.

— Так давно?

Раненый нахмурился.

— Да все это попросту сейчас неважно… Нет никакого резона…

— А женщина не может быть здесь замешана?

Керби удивился:

— Нет. А почему ты спрашиваешь?

Дрю колебался. Он должен рассказать другу о Габриэль. Немедленно. И все же… если она не имеет никакого отношения к засаде — а в это он не мог поверить, — тогда, значит, он ее предаст.

— Да так, — ответил он вслух. — Просто из любопытства. Знаешь, тебе надо бы поспать. Поговорить мы сможем и завтра.

Керби не спорил и с глубоким вздохом закрыл глаза.

Дрю принес свое одеяло и растянулся рядом с раненым. Он ни за что, черт побери, не оставит Керби одного — или наедине с Габриэль либо с племянниками. А днем Джед сможет приглядывать за ним, если его перенести в главный фургон. Хотя повар уже стар, да и силенки не те, он верен Керби и пока еще хорошо управляется с ружьем.

Джед уже объявил, что хозяин пошел на поправку, и хвалился, что это его особое снадобье предотвратило заражение крови. Дрю отнесся к такому заявлению скептически, но склонен был согласиться с поваром, что теперь Керби выживет.

На этот раз. Вот только нельзя надеяться, что мужчина не первой молодости переживет и третье покушение.

И Дрю мысленно выругался. Он мало к кому был привязан в этой жизни, да и не желал приобретать подобного опыта. Достаточно с него заботы о самом себе. Правда, он и в этом отношении не может похвастаться особенным успехом. И однако сейчас он чувствовал ответственность за двух людей — Габриэль и Керби. И не мог отделаться от ощущения, что интересы этих двоих где-то пересеклись.

Он устало закрыл глаза и лег спиной к огню. Надо хоть немного поспать. Керби непременно потребует, чтобы завтра с утра возобновился перегон.

Сон, однако, не приходил, а когда пришел, в беспокойных видениях замаячил образ синеглазой искусительницы с короткими черными кудрями.* * * Габриэль, крепко спавшую под хозяйственным фургоном, разбудила брань и перестук сковородок. Она приподнялась на локте и принялась протирать глаза.

— Шкет, эй, Шкет!

Кто-то ее зовет — и весьма сердито. Девушка быстро оделась. Глаза у нее слипались, и она видела только, что еще не рассвело. Выкатившись из-под фургона, она разглядела в темноте смутные движущиеся тени. Джед еще не разжигал огня.

— Гэйб!

Вскочив на ноги, девушка побежала к главному фургону. Иные погонщики уже встали, другие нехотя шевелились, третьи громко бранились.

На полпути к главному фургону Габриэль вдруг замерла — в темноте маячила знакомая фигурка. Сэмми!

Она вчера оставила теленка с коровой-матерью, привязанной к хозяйственному фургону, и надеялась, что малыш при ней и останется. Очевидно, Сэмми решил иначе.

Теленок направился к главному фургону, спотыкаясь о тела спящих погонщиков. Он своротил ящик с утварью, и сковородки с грохотом рассыпались по земле. Воцарилась полная неразбериха. Испуганный криками и грохотом, теленок бросился наутек, заметался, натыкаясь на спящих.

Пока Габриэль соображала, каким образом его поскорее изловить, из главного фургона появился Джед. Видеть его лица она в предрассветных сумерках не могла, но в голосе слышна была ярость. И теперь ей весь день предстоит слушать ругань рассерженного повара. Сон для погонщиков, которым так мало приходится отдыхать, был на вес золота. И это еще счастье, что грохот сковородок не всполошил все стадо!