Мысленно Габриэль воззвала к милосердию божьему. Сэмми очень повезет, если его сегодня не съедят на ужин. Скотоводы, как она слышала, очень не любят забивать собственных коров. Они обычно покупают для убоя чужую корову, но это случается редко. Сэмми, однако, преступил все границы допустимого.
— Сукин ты сын! — громко выбранился Долговязый.
— Убрать этого проклятого теленка! — крикнул Дэмиен.
Габриэль, запаниковав, оглянулась. У нее не было веревки. Она хотела было схватить Сэмми руками, но теленок боднул ее. Потеряв равновесие и еще как следует не проснувшись, она больно ударилась о жесткую, как камень, землю. А теленок все метался по лагерю, и никто не пытался его остановить, зато все ждали, что предпримет теперь Шкет.
Габриэль решительно поднялась и стала внимательно следить за резвящимся малышом.
— Сэмми! — позвала она ласково. Тот и ухом не повел.
— Сэмми! — повторила она повелительно.
Теленок отбежал прочь. Габриэль оглянулась. Может, зрение ей изменяет? Но нет, она хорошо видела даже в темноте: погонщики — все восемь — ухмылялись, глядя на нее. Включая Дрю Камерона. Даже на лице Кингсли, который полусидел, прислонившись к колесу фургона, Габриэль увидела подобие улыбки.
Зная наперед, сколько будет россказней у костра о том, как Сэмми разгромил лагерь, она едва сама не засмеялась. Смех, однако, не вязался с ее ролью — хмурого, грубоватого, молчаливого паренька. И Габриэль занялась теленком, прекрасно понимая, что надолго станет мишенью всеобщих насмешек.
Решив, что веревка ей не поможет — Сэмми вряд ли станет терпеливо ожидать, пока она накинет ему на шею петлю, — Габриэль лихорадочно ломала голову, как подманить теленка. Мать-корова привязана к главному фургону. Можно использовать ее как приманку… но тогда уже восемь копыт будут топтать площадку для костра, и Джеда хватит удар.
Девушка быстро прикинула в уме: как мычит корова, подзывая теленка? Всегда так заунывно. Она же почти всему способна подражать, унаследовав отцовский слух, и может воспроизвести любой звук!
Без особой надежды Габриэль низко, призывно замычала. К ее удивлению, теленок замедлил свой прыткий бег, затем остановился. Она опять замычала. Теленок повернулся и стал присматриваться к ней, явно успокаиваясь. Девушка сделала два шага к хозяйственному фургону и вновь издала жалобное мычание. Теленок пошел за ней. Повернувшись лицом к малышу, Габриэль двигалась медленно и осторожно, стараясь не задеть людей и не наступить на их одеяла. Наконец она подошла к фургону, и теленок сразу направился к маме-корове.
Габриэль с облегчением смотрела, как корова радостно лизнула свое заблудшее дитя и Сэмми прижался к матери. Лагерь молчал. Никто не проронил ни слова. Затем раздался лязг сковородок и кастрюль: это Джед возвестил, что начинает готовить завтрак. Скоро рассвет.
Все еще стоя спиной к лагерю, Габриэль почувствовала чье-то присутствие, но она и не оглядываясь знала, кто это может быть. Тело само отзывалось на приближение Дрю, тянулось к нему, точно цветок к солнцу.
— Откуда банкирская дочка знает, как вести себя со скотиной? — прошептал шотландец, дыханием щекоча ей ухо. Габриэль напряглась от его опасной близости… и не менее опасных слов.
И повернулась. Дрю был так высок, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы заглянуть в его лицо. Он уже умылся, переменил рубашку, и запах мыла и чистой кожи витал в утреннем воздухе.
— Это была отличная выдумка, — добавил он едва слышно, каким-то не своим голосом — во всяком случае, не так сурово, как говорил с ней до этого.
— Мне всегда хорошо удавалось подражать чужим голосам.
— Я уже заметил. И всегда безошибочно, не правда ли? У тебя хорошо развитый слух.
— Его никто не развивал, — ответила Габриэль и на этот раз не солгала, — это природная… способность.
Она пристально посмотрела на Дрю и отвела глаза. Шотландец слишком многое видел. И слишком о многом расспрашивал. И ей всегда в таких случаях хотелось ему все рассказать.
— По-видимому, мистеру Кингсли становится лучше, — сказала она наконец.
Шотландец немного помолчал, явно не желая менять тему разговора. Наконец, вздохнув, подтвердил:
— Да, лучше. И сегодня мы снова отправляемся в дорогу.
Габриэль с удивлением взглянула на Дрю.
— Разве Кингсли настолько уже окреп?
— Нет, — ответил Камерон, прислонившись к фургону. — Но он на этом настаивает. Он поедет в фургоне вместе с Джедом. Там он всегда может прилечь на койку.
— А он знает?..
— Кто его подстрелил? Нет, видел только, как блеснуло на солнце дуло ружья.
Габриэль поколебалась, но все же спросила:
— Кингсли знает, почему в него стреляли?
Лицо Дрю вмиг стало жестким.
— Говорит, что не знает.
Опять наступило недолгое молчание, а затем шотландец сказал:
— У тебя ведь нет ружья.
То был не вопрос, а утверждение, но Габриэль все же отрицательно мотнула головой.
— А ты умеешь стрелять?
Он спросил об этом как бы между прочим, но лицо хранило напряженное выражение, а испытующий взгляд был пронзителен.
Страх понуждал Габриэль солгать, сказать: «Нет, я никогда и в руках ружья не держала», но здравый смысл подсказал ей, что эта уловка не пройдет. Дрю сразу догадается, что она соврала.
И, быстро взвесив в уме все «за» и «против», Габриэль ответила:
— Немного.
— Что значит «немного»?
— То и значит, — передернула она плечиком. — Я подумала, что людям странным покажется, если я отправлюсь на перегон, совсем не умея стрелять, поэтому…
Девушка снова повела плечом.